– Вы правы, последнее время наша старая добрая студия стала выпускать фильмы просто непотребные, – вздохнул Лебрехт. – Но ведь именно на них спрос у молодой аудитории, разве нет?
– Да мне без разницы, на что там спрос у молодой аудитории, – произнес Терри. – У меня вот, например, три дочки подрастают. По-вашему, я хочу, чтобы мои девочки смотрели фильмы про инцест? А все эти разговоры на тему «Раз фильм „детям до семнадцати“, значит, дети до семнадцати на него не проникнут» – звук пустой, поверьте мне. Проникнут, если цель себе поставят, можете не сомневаться.
– А видеоигры каковы? – подхватил я. – Чтоб я разрешил моему Хьюго в них играть? Да ни за что. Этак мальчик насмотрится на стрельбу да кровищу, да и вздумает поискать папочкин пистолет. Ох, извините, джентльмены. Мы у вас время отнимаем. А вопрос мы вот какой хотели задать: что, по-вашему, происходит? Есть ли у вас какие-либо соображения, кто стоит за убийствами и взрывами?
– В свое время мы работали с неким Ларсом Игом, – начал Лебрехт. – Его сын возбудил против «Ламаар энтерпрайзис» дело – утверждает, будто Дини обобрал Ларса, но это наглая ложь. Вот этот самый Дэнни Иг, пожалуй, и пытается поставить компанию на колени – уж очень он зол.
Если у меня и оставались сомнения относительно принадлежности голоса за кадром именно Лебрехту, теперь, когда он произнес «Дини», я совершенно уверился: «Последнее слово» снимал именно он.
– Мы знаем про иск Дэнни Ига, сэр, однако пока у нас нет доказательств его причастности к убийствам и взрывам. А вы что скажете, мистер Кеннеди? Какие у вас соображения?
Кеннеди все это время усердно протирал платком очки – видимо, с целью собрать в кучку бегающие глазки. Услышав свое имя, он дернулся.
– Ума не приложу, офицер.
Барбера я полностью проигнорировал и обратился к Терри:
– Вот говорил я боссу, что мы только время потеряем.
– Не знаю, как ты, а я время не потерял, – отвечал Терри. – Не каждый день выпадает удача лично побеседовать с создателями лучших фильмов и самых запоминающихся персонажей всех времен и народов. Я ваш большой поклонник, джентльмены. Мистер Лебрехт, будьте добры, расскажите, каким человеком был Дин Ламаар.
– Дини был настоящий принц, – пустил слезу Лебрехт. – Какой талантище, какое сердце, какая душа! Работать с ним было счастьем, считаться его другом – огромной честью. Сколько еще он мог бы сделать для всего мира. Он слишком рано ушел. Безвременно ушел, джентльмены.
– Только не сочтите мои слова кощунственными, сэр, – произнес я, – но, может, и к лучшему, что Дин Ламаар не дожил до сегодняшнего дня. У него, наверно, сердце бы кровью обливалось при виде того, как нынешнее руководство извратило первоначальный посыл.
Я заметил, как часто задышал Барбер, как он уставился на Лебрехта, ожидая, чтобы тот заземлил мою провокационную фразу.
– Дини уж точно не прыгал бы от радости, но не забывайте: он сам продал компанию японскому конгломерату, – не замедлил отреагировать Лебрехт. – Дини знал, что у нового руководства свой взгляд на традиционные американские семейные ценности, и был готов к серьезным переменам.
– Американские семейные ценности! – воскликнул Терри. – Ведь «Ламаар энтерпрайзис» всегда была их оплотом! Нет, я понимаю: компания должна приносить прибыль и все такое… Я не какой-нибудь ретроград…
– Это ты-то не ретроград? – перебил я, обращаясь к престарелым джентльменам. – Да таких ретроградов еще поискать. Все, Терри, хватит, мы и так уже тут надоели. – Я поднялся с дивана. – Рад был познакомиться, джентльмены. Если у вас появятся соображения по нашему делу, пожалуйста, позвоните мне.
Лебрехт тоже поднялся.
– Непременно позвоним, непременно. Очень мило с вашей стороны проделать такой путь. Фредди вас проводит.
Фредди, по всей видимости, звали мрачного лысого дворецкого с нацистскими замашками. И он действительно нас проводил.
Наша машина оказалась заблокирована фургоном бакалейщика по имени Ирвин, если верить надписи.
– Так, быстро убрал свою колымагу, урод! – скомандовал Фредди. Боюсь, на курсах дворецких подобным интонациям не учат. Интересно, где он их набрался?
Водиле не улыбалось иметь дело с гестапо – он поспешно попрятал свои коробки и дал задний ход. Фредди на всякий случай продолжал сверлить его глазами.
– Ну и как тебе показались эти три старых хрыча? – спросил Терри, едва мы отъехали от особняка.
– Они однозначно в чем-то виноваты – иначе зачем бы они втроем отслеживали новости о «Ламаар»? Только не говори, что сейчас полмира отслеживает новости о «Ламаар» – у этой троицы целых три телевизора.
– А Барбера ты сильно озадачил, – похвалил Терри. – Сначала вроде узнал его, обрадовался, потом прикинулся, что вы не знакомы, потом вообще игнорировал – теперь Лебрехт и Кеннеди уверены, что ты с ним уже говорил.
– Мне Айк Роуз поведал, что Барбер был величайшим сценаристом своего времени. Сначала я подумал, он сейчас заявит: «Хватит комедию ломать, я о таких штучках еще в пятидесятые годы не один детективный сценарий написал».
– Видишь, он промолчал. А знаешь почему? Потому что струсил не на шутку. Почувствовал, какая у него рука липкая была? Аж вспотел от страха, бедолага.
– Потные ладони на доказательства не тянут. А тянут пушки, причем еще теплые после выстрелов. Как думаешь, старики повелись на наши излияния по поводу моральной деградации «Ламаар энтерпрайзис»?
– Майк, ты был бесподобен. Сначала ввернул взрыв абортария, а потом и сыночка Хьюго приплел. Молодчина.