– Ты не ответил на мой вопрос. Как по-твоему, старики повелись?
– Всегда противно втираться в доверие к какому-нибудь подонку, впаривая ему, что разделяешь его так называемые взгляды. Ненавижу, сцапав насильника, говорить: «Знаю я таких дамочек. Сотню баксов ставлю, она сама напросилась»; так я попросту предаю жертву изнасилования, тут и слов других не подберешь. И потом, мне всегда стыдно перед моими девочками, хоть они и не знают ничего, да и речь, слава Богу, не о них была.
– Опять ты увиливаешь. Это же твоя идея – применить теорию «истинно верующего». Ты же сам говорил: единственный способ выведать что-нибудь у террористов – влезть в их шкуру, убедить, что мы разделяем их взгляды. Вот мы и попытались. Не хотелось бы повторяться, а придется. Итак, Терри, по-твоему, старики повелись?
– Лебрехт у них главный. Он-то и есть настоящий «истинно верующий». Вспомни его восторженную речь о Дини. Мне показалось, он совершенно спокойно говорил такие вещи в нашем присутствии. Мы выбрали правильную тактику – примени мы силу, никогда бы таких результатов не добились.
Слова Терри прозвучали как вполне определенное «пожалуй» в качестве ответа на мой вопрос. Я решил, что большего из Терри не выжмешь.
– А о Кеннеди и Барбере что скажешь? – спросил я.
– По-моему, Кеннеди ловит каждое слово Лебрехта. А Барбер… Барбер сам не рад, что ввязался.
– В таком случае мы с Барбером – родственные души. Я то же самое чувствую. Меня это дело доконало.
– Неудивительно, – подхватил Терри. – Давай-ка лучше новости послушаем. Может, еще что стряслось.
Терри не ошибся. В «Новостях» сообщили о пожаре в нью-йоркском кинотеатре во время показа фильма производства «Ламаар студиоз».
– Несколько человек госпитализированы с диагнозом «отравление продуктами горения», – произнес диктор. – В больнице Святого Луки всем пострадавшим оказали медицинскую помощь. К счастью, в кинотеатре было не много зрителей. Однако, – для пущего драматического эффекта диктор возвысил голос, – случись пожар на двадцать четыре часа позже, то есть завтра, в субботу, во время дневного сеанса, – и пострадало бы множество детей. И еще о деле «Ламаар энтерпрайзис». Сегодня рано утром на нью-йоркской радиостанции, принадлежащей этой компании, взорвалась бомба. Третьим инцидентом, связанным со злополучной компанией, можно назвать сегодняшний случай в универмаге «Мейсиз». Одна из покупательниц, перебирая свитера с изображением персонажей «Ламаар энтерпрайзис», наткнулась на настоящего мертвого кролика. Женщина, из «Новостей» знавшая об угрозе, нависшей над компанией, тотчас сообщила в полицию. В настоящий момент из универмага эвакуированы сотрудники и покупатели. Там работает бригада кинологов со специально обученными собаками – полиция подозревает, что в помещении заложена бомба.
– Чертовы кролики! – воскликнул Терри, выключив радио. – Интересно, кто следующий?
Первого своего «клиента» Деклан Брэйди оприходовал еще в пятнадцатилетнем возрасте. Он приставил грязную ледышку к виску Бобби Бодайна и его же ладонью по ледышке саданул. Паршивый алкаш так и не вышел из своего пьяного ступора.
Деклан даже ни разу не разговаривал с убитым. Он знал только, что Бобби доводился дядей Меган Бодайн и регулярно насиловал ее с одиннадцатилетнего возраста. Расплатиться с Декланом деньгами Меган не могла за их неимением, но Деклан убедил ее, что самая хорошенькая во всей Ирландии рыженькая девчонка вполне в состоянии вознаградить его за труды иным, не менее традиционным способом.
Через пять лет он снова совершил убийство. На сей раз за деньги, и немалые – две тысячи фунтов стерлингов. С тех пор в заказчиках недостатка не наблюдалось, а ставки росли. На оплату жаловаться не приходилось, а часы досуга просто радовали. У Деклана хватало времени и на игру на гитаре, и на тренировки по боксу, и на многочисленных приятелей. Теперь Деклану почти сравнялось тридцать. У него были густые темные волосы и правильные, резковатые черты лица. Он походил бы на Шона Пенна, если бы почаще хмурился.
С тремя престарелыми джентльменами Деклан встретился год назад. Таксист Лайам Флаерти, лицом сильно смахивавший на хорька, да и натурой – хорек вонючий, привез их в паб «Свинья и свисток», устроил подальше от входа, представил как бизнесменов из Америки и притащил стул для себя.
– Если дело выгорит, – шепнул Деклан Лайаму, прежде чем тот успел усесться, – получишь свой процент. А вот если водрузишь сейчас свою грязную ирландскую задницу в непосредственной близости от нас – не обессудь, процент получит твоя вдова.
– Это у него черный юмор такой, – пояснил Лайам «американским бизнесменам». – Подожду вас в такси.
Деклан отхлебнул эля, с удовлетворением пронаблюдав, как Лайам исчезает в дверях. Затем окинул взглядом трех престарелых джентльменов.
– У вас выговор янки, – ткнул он пальцев в Кеннеди. – А физия типично ирландская. Откуда вы родом?
– Из Литвы, – не моргнув глазом отвечал Кеннеди.
– А я из Африки, – рассмеялся Деклан. – Не стыдитесь, ответьте. Я лично подозреваю, что вы из Корка. Неплохой город, только придурков многовато. Да еще пабы скверные. Присягнуть могу, в одном пабе бармен мне собственную мочу под видом пива продал.
– Ну а вы, как истинный уроженец Белфаста, выпили и бровью не повели, – предположил Кеннеди. – Моя мать родом из Трали, округ Керри. С Корком ни в какое сравнение.
– Может, и так, да только все равно это на юге, а от южан добра не жди, – проворчал Деклан. – Ну а вы откуда? – обратился он к Барберу.